Неточные совпадения
— И, кроме того, Иноков пишет невозможные стихи, просто,
знаете, смешные стихи. Кстати, у меня накопилось несколько аршин стихотворений местных поэтов, — не хотите ли посмотреть? Может быть, найдете что-нибудь для воскресных
номеров. Признаюсь, я плохо понимаю новую поэзию…
— Жульнические романы, как, примерно, «Рокамболь», «Фиакр
номер 43» или «Граф Монте-Кристо». А из русских писателей весьма увлекает граф Сальяс, особенно забавен его роман «Граф Тятин-Балтийский», — вещь, как
знаете, историческая. Хотя у меня к истории — равнодушие.
Евфимья Бочкова показала, что она ничего не
знает о пропавших деньгах, и что она и в
номер купца не входила, а хозяйничала там одна Любка, и что если что и похищено у купца, то совершила похищение Любка, когда она приезжала с купцовым ключом за деньгами.
— Я бы желал
знать, сколько времени пробыла подсудимая в
номере купца Смелькова.
Рагожинские приехали одни, без детей, — детей у них было двое: мальчик и девочка, — и остановились в лучшем
номере лучшей гостиницы. Наталья Ивановна тотчас же поехала на старую квартиру матери, но, не найдя там брата и
узнав от Аграфены Петровны, что он переехал в меблированные комнаты, поехала туда. Грязный служитель, встретив ее в темном, с тяжелым запахом, днем освещавшемся коридоре, объявил ей, что князя нет дома.
Через два
номера по обитой ковром двери Привалов
узнал помещение больного.
— Папахен тоже на ярмарке, — предупредил Веревкин, когда они подъезжали к каким-то
номерам. — Надо будет его разыскать. Впрочем, их с Ломтевым все
знают, как белых воробьев.
Городок, действительно, закопошился.
Номер ходил по рукам, о таинственном корреспонденте строились догадки, в общих характеристиках
узнавали живых лиц, ловили намеки. А так как корреспондент в заключение обещал вскрыть на этом фоне «разные эпизоды повседневного обывательского прозябания», то у Трубникова опять прибыло в нашем городе несколько подписчиков.
Полуянов отправился в кассу и сразу
узнал Замараева, который с важностью читал за своею конторкой свежий
номер местной газеты. Он равнодушно посмотрел через газету на странника и грубо спросил...
Отыскивая «Колокол», я случайно
узнал от М. А., что здесь мой сибирский хороший знакомец Шумахер. Она тотчас послала ему сказать, что я приехал; к чаю он явился с
номером, где то, что мне нужно…
В коридоре Гладышев замялся, потому что он не
знал, как найти тот
номер, куда удалился Петров с Тамарой. Но ему помогла экономка Зося, пробегавшая мимо него очень быстро и с очень озабоченным, встревоженным видом.
Следующий визит был к артистке Ровинской, жившей, как еще раньше
знала Тамара, в самой аристократической гостинице города — «Европе», где она занимала несколько
номеров подряд.
— Потому, что она меня одного тут в
номерах и
знала, кроме еще Неведомова, к которому она идти не решилась, потому что тот сам в нее был влюблен.
От Ваньки своего Павел
узнал, что m-me Гартунг была любовница Салова, и что прежде она была blanchisseuse [прачка (франц.).] и содержала прачечное заведение; но потом, когда он сошелся с ней, то снял для нее эти
номера и сам поселился у ней.
— А как жених
узнает и скажет: «Зачем вы со студентами театр играете?» Он и то уж Каролине Карловне говорил: «Зачем это она живет в
номерах со студентами?»
— Погодите, постойте! — перебил его Павел. — Будем говорить еще откровеннее. С этою госпожою, моею землячкою, которая приехала сюда в
номера… вы, конечно, догадываетесь, в каких я отношениях; я ее безумно люблю, а между тем она,
зная меня и бывши в совершенном возрасте, любила другого.
Он с приятной улыбкой
узнаёт, что повесть кончена и что следующий
номер книжки, таким образом, обеспечен в главном отделе, и удивляется, как это я мог хоть что-нибудь кончить,и при этом премило острит. Затем идет к своему железному сундуку, чтоб выдать мне обещанные пятьдесят рублей, а мне между тем протягивает другой, враждебный, толстый журнал и указывает на несколько строк в отделе критики, где говорится два слова и о последней моей повести.
Публика сразу
узнала виселицу, и
номер журнала был у всех в руках. Хватились испуганные власти, стали отбирать журнал, закрыли розницу издания и уволили цензора.
Всю розничную торговлю в Москве того времени держал в своих руках крупный оптовик Петр Иванович Ласточкин, имевший газетную торговлю у Сретенских ворот и на Моховой. Как и почему, — никто того тогда не
знал, — П.И. Ласточкин, еще в 4 часа утра, в типографии взял несколько тысяч
номеров «Жизни» вместо двухсот экземпляров, которые брал обычно. И не прогадал.
— А кстати: в том же
номере «Дэбльтоунского курьера» есть продолжение истории нью-йоркского дикаря. И
знаете: оказывается, что он тоже русский.
— Представь себе, Вася, какая случайность, — объяснял Пепко. — Иду по улице и вижу: идет предо мной старичок и
номера у домов читает. Я так сразу и подумал: наверно, провинциал. Обогнал его и оглянулся… А он ко мне. «Извините, говорит, не
знаете ли господина Попова?» — «К вашим услугам: Попов»… Вышло, что Федот, да не тот… Ну, разговорились. Оказалось, что он тебя разыскивает.
Большой
номер, шикарно обставленный в нижнем этаже этого флигеля, занимала блондинка Ванда, огромная, прекрасно сложенная немка, которую
знала вся кутящая Москва.
И там на дворе от очевидцев я
узнал, что рано утром 25 июня к дворнику прибежала испуганная Ванда и сказала, что у нее в
номере скоропостижно умер офицер. Одним из первых вбежал в
номер парикмахер И.А. Андреев, задние двери квартиры которого как раз против дверей флигеля. На стуле, перед столом, уставленным винами и фруктами, полулежал без признаков жизни Скобелев. Его сразу
узнал Андреев. Ванда молчала, сперва не хотела его называть.
Знаю также, что,"отъявившись"где следует, он засел у себя в
номере и стал"ждать".
— Конечно,
узнала, у меня есть
номер «Будильника» с вашим портретом, да потом, как же вас не
узнать?…
— Так привози его мне завтра утром. Я живу в «Ливадии».
Знаешь? Против «Чернышей». Там писатель Круглов живет, в соседнем
номере.
В его кармане всегда имелись или свежие прокламации, или швейцарские издания, или последний
номер «Народной воли», о чем
знали только его друзья. Я с ним познакомился и подружился впервые еще в 1876 году, когда служил в Кружке, и не раз ночевал в его номеришке в «Чернышах», на Тверской.
Коридорный скрылся, а Колесов, напившись чаю, оделся, запер дверь, ключ от
номера взял с собой и пошел по Москве. Побывал в Кремле, проехался на интересовавшей его конке и, не
зная Москвы, пообедал в каком-то скверном трактире на Сретенке, где содрали с него втридорога, а затем пешком отправился домой, спрашивая каждого дворника, как пройти на Дьяковку.
— Я ж не
знаю, найду ли я теперь кого?.. — сказал Жуквич, пожимая плечами, и затем проворною походкой вышел из
номера.
Прежде всего она предположила заехать за Миклаковым; но, так как она и прежде еще того бывала у него несколько раз в
номерах, а потому очень хорошо
знала образ его жизни, вследствие чего, сколько ни была расстроена, но прямо войти к нему не решилась и предварительно послала ему сказать, что она приехала.
— Батенька, — говорит, — вы
знаете ли, сколько этот
номер вина за бутылку стоит? Он ведь стоит восемнадцать рублей.
— Граф Хвостиков приезжал ко мне… Он в отчаянии и рассказывает про Янсутского такие вещи, что поверить трудно: конечно, Янсутский потерял много состояния в делах у Хмурина, но не разорился же совершенно, а между тем он до такой степени стал мало выдавать Лизе денег, что у нее каких-нибудь шести целковых не было, чтобы купить себе ботинки… Кормил ее бог
знает какой дрянью… Она не выдержала наконец, переехала от него и будет существовать в
номерах…
Долгов, разумеется, по своей непривычке писать, не изложил печатно ни одной мысли; но граф Хвостиков начал наполнять своим писанием каждый
номер, по преимуществу склоняя общество к пожертвованиям и довольно прозрачно намекая, что эти пожертвования могут быть производимы и через его особу; пожертвований, однако, к нему нисколько не стекалось, а потому граф решился лично на кого можно воздействовать и к первой обратился Аделаиде Ивановне, у которой он
знал, что нет денег; но она, по его соображениям, могла бы пожертвовать какими-нибудь ценными вещами: к несчастью, при объяснении оказалось, что у ней из ценных вещей остались только дорогие ей по воспоминаниям.
Не
зная лично меня и не
зная, кто написал эту статейку, он сказал один раз в моем присутствии: «Никто еще, никогда не говаривал обо мне, то есть о моем даровании, так верно, как говорит, в последнем
номере „Московского вестника“, какой-то неизвестный барин».
— Боюсь, доктор, не простудился ли, — сказал он тонким, слабым и немного сиплым голосом, совсем не идущим к его массивной фигуре. — Главное дело — уборные у нас безобразные, везде дует. Во время
номера, сами
знаете, вспотеешь, а переодеваться приходится на сквозняке. Так и прохватывает.
Знаете, сто двадцать
номеров, суматоха…» Заговоришь его, он и размякнет.
Приехал он в С. утром и занял в гостинице лучший
номер где весь пол был обтянут серым солдатским сукном и была на столе чернильница, серая от пыли, со всадником на лошади, у которого была поднята рука со шляпой, а голова отбита. Швейцар дал ему нужные сведения: фон Дидериц живет на Старо-Гончарной улице, в собственном доме, — это недалеко от гостиницы, живет хорошо, богато, имеет своих лошадей, его все
знают в городе. Швейцар выговаривал так: Дрыдыриц.
Он ходил, и все больше и больше ненавидел серый забор, и уже думал с раздражением, что Анна Сергеевна забыла о нем и, быть может, уже развлекается с другим, и это так естественно в положении молодой женщины, которая вынуждена с утра до вечера видеть этот проклятый забор. Он вернулся к себе в
номер и долго сидел на диване, не
зная, что делать, потом обедал, потом долго спал.
— Послушайте, Пикколо. В Будапеште я только что купил большой цирк-шапито, вместе с конюшней, костюмами и со всем реквизитом, а в Вене я взял в долгую аренду каменный цирк. Так вот, предлагаю вам: переправьте цирк из Венгрии в Вену, пригласите, кого
знаете из лучших артистов, — я за деньгами не постою, — выдумайте новые
номера и сделайте этот цирк первым, если не в мире, то по крайней мере в Европе. Словом, я вам предлагаю место директора…
Теперь в своей записке он сообщил мне, что его везли под
номером, что даже жандармы не
знали его фамилии, что его сопровождал целый отряд из пяти жандармов, причем от участка до участка с ними скакали заранее предупрежденные заседатели, а на этапах, где происходили иногда остановки, «сбивали народ» и всю ночь жгли кругом костры.
Наши дома с Гончаровой —
узнала это только в Париже, в 1928 году — оказались соседними, наш дом был восьмой, своего
номера она не помнит.
Да, мы многого ждали от этого
номера, но мы просчитались, забыв о публике. На первом представлении публика хоть и не поняла ничего, но немного аплодировала, а уж на пятом — старый Сур прервал ангажемент согласно условиям контракта. Спустя много времени мы
узнали, что и за границей бывало то же самое. Знатоки вопили от восторга. Публика оставалась холодна и скучна.
И так несколько кругов. Альберт не волнуется и не сердится. Он
знает, что оставить
номер недоделанным никак нельзя. Это тоже закон цирка: в следующий раз будет втрое труднее сделать. Альберт только звончее щелкает шамбарьерным бичом и настойчивее посылает Ольгу отрывистым: «Allez!» — и еще и еще круг за кругом делает лошадь, а Ольга все больше теряет уверенность и спокойствие… Мне становится ее жалко до слез. Альберт кажется мне мучителем.
—
Узнал я, что здесь, в Москве, в
номерах Андреева, живет сын Урбенина, — сказал Камышев. — Хочу устроить так, чтобы граф принял от него подачку… Пусть хоть один будет наказан! Но, однако, adieu! [прощайте! (франц.).]
Через два дня был назначен его выход вместе с «замечательной обезьяной, которая никогда не поддается дрессировке, выписанной из тропических стран Южной Африки и Америки»…впрочем, вы сами
знаете эти объявления. Для этого случая я привез в ложу жену и детей. Мы видели балансирующих на канате медведей, людей с несгораемым желудком, великолепные упражнения на турниках и т. п. Вот, наконец, наступает
номер с обезьяной. Клоун в ударе. Он смешит публику. Обезьяна все время начеку. Наконец ее выпускают.
— На большой площади у Николаевского вокзала, в доме моего друга, дом
номер 30, квартира 10. Очень близко от вас. Не
знаете? Ну, да вам нечего и
знать. А мне пора. Завтра я заеду к вам повидаться, а теперь…
Заперт
номер Дмитрия Петровича, и никто не
знает, куда он уехал.
— Распервейшие мошенники, — молвил Веденеев и стал сбираться в свой
номер. —
Знаешь, когда пойдет честная, правильная торговля?
Знаете что, девицы и вдовы? Не выходите вы замуж за этих артистов! «Цур им и пек, этим артистам!», как говорят хохлы. Лучше, девицы и вдовы, жить где-нибудь в табачной лавочке или продавать гусей на базаре, чем жить в самом лучшем
номере «Ядовитого лебедя», с самым лучшим протеже графа Барабанта-Алимонда.
Она
знала, что Альфонсо Зинзага воротится в 147
номер, как бы сильно ни был сердит.